Волшебных дел мастер

Он, бывший студент-заочник института нефти и химии, имел в арсенале не только эту, но и множество других профессий: токарь, сварщик, резчик, которые не дали бы ему пропасть. Но судьбе было угодно, чтобы он стал художником-конструктором в театре кукол «Барабашка», где работает все тридцать лет существования театра. Как так вышло, он рассказал журналисту «Варты».

Мог быть актёром

В Нижневартовске Левон Степанянц вместе с супругой занимался в любительском театре и в конце 1980-х вместе с другими с головой ушёл в кооперативный театр, где работал актёром. Спектакли играли в детских садах, школах, ставили новогодние утренники, артистов узнавали, они получали хорошие деньги. Так и был Степанянц актёром, но внезапно всё изменил случай.

– Однажды в ДК «Юбилейный» появилось объявление о том, что идёт набор в школу-студию, в которой будут обучать актёрскому мастерству, – вспоминает Левон Григорьевич. – Моя жена ушла на показ и её час нет, два, три, четыре. Я не выдержал и – в ДК, а здесь толпа девочек, три мальчика и все заходят к режиссёру на прослушивание. Моя Наташа тоже ждёт своей очереди. Это был 1989 год. Актёров в студию для будущего театра кукол набирал режиссёр Валерий Михайлович Куликов. Меня увидела его помощница Марина Зарубежнова. «Вы к нам? – спрашивает. – У нас мужчин-актёров не хватает». «А я уже работаю актёром», – отвечаю. «Но это же самодеятельность», – не сдавалась Марина. И уговорила меня тоже пройти прослушивание. Читаю басню «Ворона и лисица». Нескромно так говорить о себе, но я прочёл её очень хорошо. Режиссёр, правда, вначале не хотел слушать школьную программу, но в итоге всё-таки согласился. Взяли в студию 16 человек, в том числе нас с женой Наташей, Аллу Виноградову, Тамару Кузнецову, однофамилицу директора театра Юрия Кузнецова.

Оформили меня на ставку высококвалифицированного изготовителя кукол, хотя к куклам я никакого отношения не имел. Но однажды потребовалась кукла, а о том, что я могу что-то изобретать, знали многие. «Может, сделаешь?» – спросил режиссёр. «Ну, давайте, попробуем» – говорю.

Практически сразу нас двоих отправили учиться в Воронежский театр кукол. Меня – на изготовителя кукол, Ларису Мелькову на бутафора. Обучала искусству кукол женщина. Она как-то сразу определила: «Ну, ты справишься». Я по натуре человек въедливый, пытливый, и мне было по душе новое занятие. Приехал после учёбы и тут же занялся куклами. Первый спектакль – «Золотой цыплёнок», для которого изготавливал цыплёнка и раскрывающееся яйцо. Играл только на репетициях, и мне это также нравилось. В то же время только сяду за стол, тут же слышу голос помрежа: «Лёва, на репетицию!» Нет, говорю, не могу так! Разрываться между сценой и изготовлением куклы не стал. Выбрал кукол. Премьера первого спектакля театра «Золотой цыплёнок» в постановке Валерия Куликова, нашего первого главного режиссёра, прошла 14 июня 1990 года.

Не давали уснуть бабочки

Левон Григорьевич не скрывает, что он из тех людей, кто ходит на работу с удовольствием. Одинаковых дней у него не бывает. Интересен каждый, потому что он должен придумать решение, как оживить и наполнить мыслями мир кукольных персонажей. Они в его руках разные – тростевые, планшетные, марионетки, и он не может вот так сходу сказать, какой тип куклы ему ближе. Тут дело в другом. Всегда интереснее та, над которой надо покорпеть, поломать голову. Главное, подсказать ему функции куклы. Что она должна делать? Глазки открывать? Голову поворачивать? Ручку протягивать вверх ладошкой, на которую упадёт осенний листочек? Определились? А ещё Левону Степанянцу надо выверить каждую лесочку, чтобы рука сказочного героя поднималась в нужном направлении, чтобы он мог показать язык или повернуть голову.

Сейчас в театре готовится к постановке сказка о докторе Айболите, и он переводит эскиз спектакля в рабочую плоскость. Необходимо придумать, как будет двигаться фургон Айболита, как незаметно для зрителя провести смену декораций, каким образом станет валить из телефона дым или литься вода.

– А действительно как? – спросила у мастера, и оказалось, что дыма можно напустить с помощью резиновой груши и обыкновенной детской присыпки. Левон Григорьевич рассказывает, что лучше ему не раскрывать все свои секреты, чтобы человека не покидало ощущение чуда. Однажды на фестивале в Тюмени, где нижневартовский театр показывал «Дюймовочку», одна из критиков весь день не могла успокоиться.

– Я понимаю, что у вас богатый театр, в спектакле и снег идёт, и пузыри летают, не лопаясь, но как по залу бабочки порхают? Не усну, пока вы мне не расскажете, – приставала она к директору театра Юрию Кузнецову.

– Он всё время на меня показывал, и мы поначалу ей о голографии говорили, с помощью которой всё можно сделать, потом о ниточках, которые спускаются сверху.

– Нет, не ниточки, – спорила критик с нами. – Тут что-то другое.

В итоге рассказали ей о решении, которое подсказал режиссёр спектакля Игорь Ларин. На фоне «чёрного кабинета» выходит монтировщик в чёрном с телескопической удочкой. На конце лески бабочки, которые летят, когда рабочий сцены постепенно выдвигает удочку в зал, и зрители ахают. Всё-таки не зря говорят, что всё гениальное просто, потому что наш критик была разочарована: «Всего-то…».

И ёлка розами расцветёт

Обычно режиссёр с художником определяют, какой тип куклы будет в спектакле – тростевая или ширмовая? Напомню, что «оживить» её – уже задача художника-конструктора. Режиссёр хочет, например, чтобы у одной головы Змея Горыныча загорались глаза, у второй дым из ушей шёл, а у третьей она поворачивалась, и из пасти валил дым. Тут в свои права вступает Левон Степанянц. Думает над тем, как воплотить это чудо в жизнь. Как сделать, чтобы на глазах зрителей рос нос у Буратино, а репка, которую тянут из земли бабка с дедкой, увеличивалась в размерах, чтобы в спектакле «По щучьему велению» расцветала розами ёлка. И всё стараниями большого мастера Степанянца увеличивалось в размерах, росло и волшебным образом расцветало. Причем никто не мог догадаться, за счёт чего происходят такие чудеса.

Левон Степанянц, бывает, дня два ходит, никак не может найти решение, и чем для него труднее задача, тем лучше. Придумывает разные варианты, как с той же репкой, например, для которой было сочинено четыре варианта роста. Уж и надувать её хотели, и механизм внутри устроить, а в итоге был придуман другой беспроигрышный вариант. И зачастую решение приходит ночью.

Помогают ему в творческом горении такие же одержимые работой люди, как, к примеру, постановщики спектакля о Томе Сойере из Санкт-Петербурга Антон Безъязыков и Александр Мохов.

– Это таких два деятельных парня были, – вспоминает Левон Григорьевич. – Потому и спектакль у нас вышел технически изобретательным. «А вот так нельзя сделать?» – спрашивают у меня ребята. «Надо подумать», – отвечаю. «Подумайте, пожалуйста», – просят они, и в итоге чего у нас только не было в спектакле. И тут я на все сто соглашусь с Левоном Степанянцом, лишний раз сожалея о том, что спектакль быстро вышел из репертуара. Из железной бочки, стоявшей на сцене, вылетали деньги. Музыкальная установка с инструментальным ансамблем во время игры поднималась вверх. Лилась вода на экране и так же неожиданно исчезала.

Возвращаясь к кукле, отмечу, что вначале Левон Григорьевич думал, ну, какой он художник, когда ему предстояло вырезать из дерева того или иного персонажа будущего спектакля. А потом согласился с тем, что, действительно, от того, как он вырежет рот или глаза куклы, будет зависеть её характер. Она станет улыбаться или грустить. Конечно, эскиз рисует художник-постановщик, но от художника-конструктора тоже многое зависит.

У Левона Степанянца есть ученик – Игорь Иванов, которого впору называть Игорем Петровичем. Мастер часто советуется с ним, и творчеству по-прежнему нет конца.